Окоемов. Из чего же вы это заключаете?
Сосипатра. Она сама сказала; она ведь откровенна. Она говорит: «Я очень богата и в своих чувствах стеснять себя не желаю».
Окоемов. Как это мило с ее стороны.
Сосипатра. Теперь не желаете ли, чтоб я вас представила ей?
Окоемов. Уж осчастливьте до конца, по гроб не забуду.
Сосипатра (в дверь направо). Матрена Селивёрстовна, не прячьтесь! Выползайте на свет божий. Здесь свои.
Выходит Оболдуева.
Сосипатра, Окоемов и Оболдуева.
Сосипатра. Честь имею представить вам: Аполлон Евгеньич Окоемов.
Оболдуева. Да, это они; я их видела.
Сосипатра. Это ваш гость, а не мой; я могу оставить вас не извиняясь. Вы здесь хозяйка. (Уходит.)
Оболдуева (садясь). Присядьте! Что ж вы!
Окоемов. Благодарю вас. (Садится.)
Оболдуева. Ну, что ж мы так-то сидим! Об чем же мы будем говорить? Говорите что-нибудь! Мне антиресно вас послушать.
Окоемов. Я давно искал случая; но я боюсь наскучить вам своими жалобами на судьбу; я человек несчастный.
Оболдуева. Да все одно, говорите что хотите, а я на вас смотреть буду.
Окоемов. Я очень несчастлив своей женитьбой, я погубил себя. Долго распространяться о своих горестях я не стану; скажу вам коротко: жена моя глупа, зла и, что хуже всего, неверна мне. Матрена Селиверстовна! помочь вы не можете, хоть пожалейте меня, хоть поплачьте вместе со мной.
Оболдуева. Жалеть всех невозможно, и ежели плакать обо всем, так слез недостанет.
Окоемов. Ах! Я несчастлив оттого, Матрена Селиверстовна, что родился с душой нежной, чувствительной.
Оболдуева. Что ж, это оченно хорошо.
Окоемов. Но моя душа не находит ответа. С горя, с отчаяния, я хотел утешить себя веселой жизнью: я бросился в разгул, в общество людей праздных.
Оболдуева. И частенько таки вы…
Окоемов. Что «частенько» ?
Оболдуева. Запиваете-то?
Окоемов. Я не запиваю.
Оболдуева. Да вы не лгите, лучше вы мне всю правду… Вы не стыдитесь! Нет… ежели не надолго да не часто, так раза два-три в год, так это ничего.
Окоемов. Нет, нет, не беспокойтесь! Я ищу любви, Матрена Селиверстовна… ищу и не нахожу… Я готов полюбить и буду любить всякую женщину. Мне красоты не нужно, мне нужно любящее сердце. Красоту я видал, а сердца не находил.
Оболдуева. Вот, одно сердце страдает, а другое не знает. Я жила здесь в городе, так все глаза проглядела на вас, когда, бывало, делаю проминаж. Я каждый день делаю проминаж в карете и часто встречала вас на улице. Вот тогда я и полюбила вас за вашу красоту.
Окоемов. Какое несчастье, что я этого не знал. Я бы не женился, не сделал этой непростительной глупости.
Оболдуева. Да, уж вам теперь жениться нельзя и любить постороннюю женщину грех; потому что вы в законе живете.
Окоемов. Ну, я греха не побоюсь, я полюблю женщину, если она того стоит и меня любит.
Оболдуева. Это хорошо.
Окоемов. Да и жениться могу, нужно только развестись с женой.
Оболдуева. А это еще лучше, потому крепче, и для всякой женщины приятнее. Какое же это сравнение! муж или другой кто! Муж завсегда при тебе, никуда не уйдет, а другого как удержишь! Ежели вам на развод деньги нужны, так я могу дать сколько потребовается, я за этим не постою. Кого я полюблю, так тому человеку очень хорошо; и подарки дарю и деньгами даю.
Окоемов. Конечно, что же вам стоит при вашем состоянии.
Оболдуева. У нас есть молодец, просто артельщик, по-русски ходил; а понравился мне, так теперь в спинжаках ходит и при часах.
Окоемов. Вы, с вашими средствами, всякого можете осчастливить.
Оболдуева. Только ведь этого вашего разводу долго ждать.
Окоемов. С деньгами скоро сделаем.
Оболдуева. То-то же. Я еще вам вот что скажу: у меня такой характер, коли я кого люблю, чтобы и меня на ответ любить завсегда, постоянно и аккуратно, и чтоб никаких подлостев.
Окоемов. Да помилуйте, как это возможно! Ваше расположение каждый должен за счастие считать. Вы от измены застрахованы.
Оболдуева. Ну, смотрите же, чтоб никакого даже сумления не было, чтоб мне этим самым сумлением не мучиться. А то я от сумления могу прийти в расстройство. Так сами рассудите, какой же мне антирес за свои же деньги себе расстройство чувств получить?
Окоемов. Совершенно справедливо.
Оболдуева. И при всем том я в расстройстве бываю ужасно как горяча и не только что всякими бранными словами, но и руками бываю неосторожна. Так что меня все домашние даже оченно боятся; потому я в это время никакой осторожности не наблюдаю, а что под руку попало.
Окоемов. Да, конечно, характеры бывают разные.
Оболдуева. Подождите, я подарю вам подарок. (Встает.)
Окоемов. Благодарю вас. (Целует руку Оболдуевой.)
Оболдуева. Ну, что целовать прежде времени. (Уходит.)
Из средней двери выходит Сосипатра.
Окоемов и Сосипатра.
Сосипатра. С чем поздравить?
Окоемов. С полным успехом. Я блаженствую. Благодарю вас.
Сосипатра. За что? Вы меня обижаете. Это уж ее и ваше дело, я тут ни при чем. И, пожалуйста, вы меня не путайте в эту историю. Она моя гостья, она желала вас видеть; я из гостеприимства не могла отказать ей, а какие у вас и у нее цели и намерения, это уж до меня не касается.
Окоемов. А вы правду говорили. Она совсем невоспитанна, такая простушка. Это немножко странно на первый взгляд; но ничего, пожалуй даже мило.